– Но, если ковер почувствует неладное, то мое тело порвет на части…
– Не почувствует, – успокоила его она. – Я принимаю манугал, как вы и предписали всем операторам, проводящим бескровную процедуру.
Чава не смотрела на Совушкина, но ему было понятно, чего она опасается: выдаст он ее или нет. Ведь на самом деле, она никогда не принимала манугал.
– Тогда есть риск, что из-за манугала ковер запутается в четырех личностях… и вообще задушит меня как удав! Я до сих пор помню истерики родственников погибших во во время подобных процедур!
– Ну и вызывай тогда ребят в желтых костюмах! Пусть они зальют тут все твоей кровью. – толкнула она его со всей силы. – Совушкин, я возвращаюсь домой. Настроение испортилось совсем. Не провожай меня. Я возьму такси.
Мужики молча слушали стук ее удаляющихся туфелек.
– Верни ее, – сказал завлаб, тяжело выдыхая.
* * *
Чава закрутила тело Выщина в ковер как сосиску в тесте.
– Тебе помочь? – спросил Совушкин.
– Нет, спасибо, мне не трудно.
«С виду хрупкая девушка, а сколько у нее силы», – подумал Совушкин.
– Готов? – обратилась она к завлабу.
Из свернутого ковра донеслись нечленораздельные звуки, которые были похожи то ли на слово «готов», то ли на слово «да». В общем смысл ясен. Можно начинать.
Чава взобралась на скрученный ковер. Сначала ковер сотрясали легкие прыжки, затем сильнее. Из ковра стали доноситься стоны.
Основательно промяв ковер прыжками, она опустилась на колени. Ее ладонь сканировала ковер от одного конца к другому.
В какой-то момент ее рука останавливалась. Она с силой ударяла, либо рукой, либо ногой с размаху. С каждым ударом из ковра раздавался страшный крик.
Последний удар завершился не криком, а слезами. Совушкин сбился со счету, то ли это был двадцатый, то ли тридцатый удар. В общем ударов было много.
Слезы завершили процедуру очистки.
Напрягая все свои силы, она поставила ковер вертикально. Голова пациента была внизу. От этого Выщину было еще страшнее.
Крик Чавы окончательно его испугал. С разбегу она пяткой нанесла мощный удар по ковру в верхней части, где располагались ступни Выщина.
Ковер упал на пол с криком завлаба внутри. Тихие всхлюпывания облегчения полились из ковра.
Чава размотала ковер. Завлаб вытирал слезы. Его ступни были свободны.
– У нас остается 15 минут до начала презентации, – спокойно сказала она надевая туфельки.
Выщин молча кивал в знак согласия, массируя ступни ног.
§7
Совушкин и Чава ждали Выщина в лимузине около его дома. Понятно, что им придется опоздать. Но ведь это не конец света.
– Если я правильно понимаю произошедшее, то сегодня я мог стать заведующим лаборатории, да? – спросил он с улыбкой.
– В смысле? – напряглась Чава. Настроение у нее было подвешенное. Хотелось выпить. Такого кривого вечера у нее еще никогда не было.
– Ну, я так понял, что эта процедура с завертыванием в ковер является запрещенной, и видимо был какой-то веский повод эту процедуру запретить…
– Он не умер бы, если ты об этом…, – ответила она. – В самом худшем случае, у него случился бы приступ клаустрофобии, которая свела бы его с ума.
– Тоже неплохой вариант, – улыбнулся Совушкин.
Чава посмотрела на него задумчиво.
«А мальчик-то не простой… С виду весь такой такой одуванчик, а мыслишки-то какие-то грязноватые…,» – подумала она.
Совушкин не стал спрашивать у нее, зачем она скрыла, что не употребляет манугал. Со слов Выщина он понял, что без манугала ковер могло начать сильно крутить. В результате от человека осталось бы две части, либо просто оторвало ногу.
«Может это ее приработок? Причем не совсем легальный? Если она действительно на этом зарабатывает, почему Выщин с ней не знаком? – размышлял Совушкин. – Какая-то у меня соседка не простая…»
Завлаб в смокинге вскочил в салон. Лимузин тронулся, стремительно как ракета набирая скорость. Ехали молча. Хотелось как-то разрядить ситуацию, но было нечем.
– Господин Выщин, презентация уже давно началась, – сообщили девочки на входной стойке ресепшена.
– Ребята, – обратился он к Чаве и к Совушкину. – Что-то меня потряхивает. Вы сами-то как? Может по 100 грамм?
Чава слегка кивнула в знак согласия. Совушкин ее поддержал.
– Господин Вагонин, на фуршете только шампанское, вино и пиво, – поняли его намек девочки на ресепшене.
– А мы в ложу.
– Но, господин Выщин, вашим спутникам туда нельзя.
– Вот их карточки, – протянул он две красные карточки с золотым логотипом корпорации.
Чава и Совушкин сделали морду кирпичом, подыгрывая Выщину. Девочки колебались. Красные карточки это личные гости владельца корпорации. Не пустить их нельзя.
– Уважаемые гости, мы рады приветствовать вас на нашем вечере, – обратилась одна из девушек. – Пожалуйста, следуйте за мной.
Когда они вошли в ложу, на сцене с речью выступал красивый, уверенный в себе мужчина. В городе его знали все. Это был Рацухин, владелец и президент корпорации «Шоттон Холдинг».
Единственная в мире компания, добывающая редкий и ценный минерал розовый уголь. Если сосновые бревна две недели вымачивать в спиртовом растворе розового угля, а затем порубить на кусочки размером как кубик сахара, то один такой кусочек, медленно тлеющий в камине, может согревать двухэтажный десятикомнатный дом целый месяц, даже если на улице лютая зима.
Рацухин говорил какие-то стандартные вдохновляющие слова, которые обычно крупные руководители произносят на публичных мероприятиях для прессы.
Чава впервые видела его вживую. Впечатление он производил магическое. Мужчина был полностью уверен, что все будет именно так, как он решил. Это подкупало, завораживало, тянуло как магнитом.
Совушкин разместился за роскошным столом, не особенно обращая внимание на презентацию. Его больше впечатлило, что он оказался в вип-ложе, тогда как все остальные были в общей куче для «крестьян».
Толстая винная карта содержала спиртные напитки, какие только можно было себе представить.
– Может по коньячку? – спросил он Чаву. Его слова еле-еле вырвали ее из гипноза, в который она погрузилась от созерцания Рацухина. Ей было глубоко в фиолетовый барабан, что о чем именно вещал глава корпорации. Ее душа тонула в бархатистой глубине его голоса. Сколько в нем было спокойствия, уверенности, силы, нежности, бархата. Хотелось навсегда утонуть в этом волшебстве, и забыться навсегда.
– А вискарик там есть? – спросила она, отрываясь от созерцания божественного мужчины.
– Тут все есть! – ответил Выщин, радуясь как ребенок.
– Я забыла как марка называется… сначала пахнет кедровыми досками, а когда выпьешь, во рту послевкусие как после чернослива.
– Стенбоу! – воскликнул Совушкин.
– Стенбоу Третий! – подтвердил Выщин. – А ты откуда знаешь?
– А я никаких других вискарей и не знаю!
Все трое истерично заржали, выпуская наружу накопленное напряжение. Наконец-то натянутые струны нервов ослабли, можно было сделать пару нормальных вдохов.
– Бутылку 15-летнего «Стенбоу Третьего» и стопок на троих! – сделал заказ.
Конец ознакомительного фрагмента.
